Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прикрываю рот рукой, чтобы не рассмеяться. Папа говорил о танце моррис[16], но я не думала, что он действительно его исполнит. Да что он знает о моррисе?
Он напевает мелодию и подпрыгивает, время от времени пуская в ход трещотки. Это нельзя назвать танцем – скорее какое-то кривлянье. У взрослых такой вид, словно они не понимают, шутка ли это, а дети восторженно орут.
– Кто будет моим помощником? – Папа достает из кармана жилета палочку с колокольчиками и протягивает детям. – Кто хочет со мной потанцевать?
– Я! – кричат все, вырывая друг у друга палочку. – Я-я-я-я-я-я-я!
Вижу, как нетерпеливо вскакивает Поппи. Эта маленькая девочка, приехавшая со своим разведенным отцом, в самом деле очень милая. Но Клио сразу же выталкивает вперед Харли.
– Харли, потанцуй, дорогой. Харли каждую субботу занимается бальными танцами в студии сценического мастерства…
– Да хватит вам! – взрывается Сьюзи. – Поппи, почему же ты не танцуешь, солнышко?
– Что значит «хватит»? – с оскорбленным видом осведомляется Клио. – Я просто пояснила, что мой ребенок – опытный танцор…
Я смотрю на папу, и он сразу же понимает мой намек.
– Танцуют все! – вопит он. – Поднимаются все дети! И-раз-и-два-и…
– Кейти! – Оборачиваюсь на голос за спиной, и вижу Хэла, сына Деметры.
– Привет, Хэл! – говорю я. – Ты уже поджарил маршмеллоу? – Потом пристально вглядываюсь в него. Он очень бледный. – Хэл, что случилось? Что такое?
– Коко, – отвечает он в отчаянии. – Она… она напилась.
К счастью, Коко вовремя вышла из юрты. Я вижу, как ее рвет на траве поблизости, и обнимаю за плечи, успокаивая. При этом отвожу взгляд и думаю: «Ох, ну и мерзость!»
Когда Коко становится немного лучше, я веду ее в открытый душ. Я не собираюсь окатывать ее водой (хотя очень хочется), а только смачиваю губку и обтираю девочку. Затем отвожу обратно в юрту.
Вообще-то, могло быть хуже: она могла уснуть. Слава богу, она способна идти и говорить, и ее щеки даже окрашивает слабый румянец. Жить будет.
– Извините, – все время бормочет она. – Мне так неловко.
Заходим в юрту, и я удивленно присвистываю. Значит, вот что бывает, когда два тинейджера предоставлены самим себе на целый день. Повсюду тарелки и крошки (наверное, ребята совершили набег на кладовую Бидди), фантики, телефоны, айпады, журналы, косметика… А в центре всего этого – полупустая бутылка водки. Мило.
Я укладываю Коко в постель, взбиваю подушки и сажусь на кровать. Показывая на бутылку водки, я вздыхаю:
– Зачем?
– Не знаю, – говорит Коко, с мрачным видом пожимая плечами. – Мне было скучно.
Скучно. Я бросаю взгляд на журналы и айпады и думаю о костре, о маршмеллоу и о том, что папа скачет как безумный – и все для того, чтобы всех развлечь. Думаю о Деметре, работающей на износ, чтобы заплатить за худи от Джека Уиллса.
Надо бы взять за шиворот эту чертову Коко и заставить чистить навоз в конюшне – вот что мне надо бы сделать.
– Где ты это взяла?
– Принесла. Вы скажете маме? – тревожно спрашивает Коко.
– Не знаю, – сурово смотрю на нее. – Ты знаешь, мама действительно тебя любит. Она очень много работает, чтобы заплатить за все твои крутые шмотки. А ты не очень-то хорошо с ней обходишься.
– Мы сказали ей «спасибо» за отдых, – оправдывается Коко.
– Значит, ты считаешь, что достаточно один раз сказать «спасибо» – и все? А «миссис Невидимка», которую я все время слышу? Уж твоя-то мама никогда не была невидимкой. Знаешь что? Это обидно. Правда обидно.
Коко и Хэл обмениваются виноватыми взглядами. Кажется, что вообще-то они неплохие ребята – просто у них дурная привычка хамить матери. А их отец никак на это не реагирует. Впрочем, сейчас его здесь нет.
И тут мне приходит новая мысль. Если Деметра ухитрялась скрывать свои лучшие качества от собственных сотрудников, вероятно, она делала то же самое и с детьми.
– Послушайте, – говорю я. – Вы хотя бы знаете, чем занимается на работе ваша мама?
– Брендингом, – отвечает Коко таким равнодушным тоном, что я понимаю: для нее это пустой звук.
– Хорошо. А вы знаете, какой она блестящий специалист? Знаете, как она талантлива и умна?
И у Коко, и у Хэла пустой взгляд. Очевидно, им это никогда не приходило в голову.
– Откуда вы знаете о маминой работе? – интересуется Хэл.
– Я работала в этой же сфере. И поверьте мне: ваша мама – легенда. Настоящая легенда!
Я хлопаю по кровати, и Хэл садится рядом со мной. Мне кажется, что я рассказываю этим детям сказку на ночь. В некотором царстве, в некотором государстве жило-было ужасное чудовище по имени Деметра. Но на самом деле она вовсе не была ужасной. И не была чудовищем.
– У вашей мамы полно идей, – продолжаю я. – Она ими фонтанирует. Стоит ей увидеть какую-нибудь упаковку – и она сразу же понимает, что с ней не так.
– Да. – Коко закатывает глаза. – Мы знаем. Когда мы ходим по супермаркету, она высказывает свое мнение буквально о каждой коробке.
– Верно. А вы знали, что она получила массу наград за эти свои «мнения»? Вы знали, что она может вдохновить большие команды на потрясающую работу? Она может взять кучу идей и выстроить из них классную концепцию.
Вижу, оба внимательно слушают.
– Ваша мама заставляет людей мыслить, – продолжаю я. – Когда она рядом, невозможно лениться. Она оригинальна, ее энтузиазм заражает… Она вдохновила меня. Без нее я бы никогда не стала такой.
Я сказала это просто так, чтобы произвести впечатление. Но когда я произношу эти слова, то понимаю, что это действительно так. Я бы не создала такой буклет Энстерз-Фарм и такой сайт. И у нас бы могло ничего не получиться.
– Вам очень повезло, что она ваша мама, – заключаю я. – Я это знаю, потому что у меня нет мамы.
– Разве Бидди не ваша мама? – удивленно спрашивает Коко.
– Она моя мачеха. И когда я была маленькая, ее не было. Я выросла без матери и поэтому я особенно наблюдательна. Я наблюдаю за чужими мамами. И ваша – одна из лучших. Сейчас у нее действительно очень трудное время на работе. Вы это знали?
Коко и Хэл смотрят на меня с недоумением. Конечно, они ничего не знали. И я сознаю, что еще одна беда Деметры заключается в том, что она старается оградить других. Оградить Розу, чтобы та не узнала, что ее отвергли. Оградить детей, чтобы они не узнали о ее неприятностях. И она поддерживает миф об идеальной жизни.